Так я понял: ты дочь моя, а не мать,
только надо крепче тебя обнять
и взглянут через голову за окно,
где сто лет назад, где давным-давно
сопляком шмонался я по двору
и тайком прикуривал на ветру,
окружен шпаной, но всегда один —
твой единственный, твой любимый сын.

Только надо крепче тебя обнять
и потом ладоней не отнимать
сквозь туман и дождь, через сны и сны.
Пред тобой одной я не знал вины.

И когда ты плакала по ночам,
я, ладони в мыслях к твоим плечам
прижимая , смог наконец понять,
понял я: ты дочь моя, а не мать.

И настанет время потом, потом —
не на черно-белом, а на цветном
фото, не на фото, а наяву
точно так же я тебя обниму.

И исчезнут морщины у глаз, у рта,
ты ребенком станешь — о, навсегда! —
с алой лентой, вьющейся на ветру.
…Когда ты уйдешь, когда я умру.

I understand it now: you are my daughter, not my mother.
I just have to hold you tighter,
as I glance out the window that’s behind you,
at the yard where a century ago, in the distant past,
I loafed about as a snot-nosed kid,
lighting the cigarettes I snuck against the wind,
surrounded by the thugs, but always alone,
your only, your beloved son.

I just have to hold you tighter
and then not withdraw my palms
through the fog and rain, through countless dreams.
Towards you alone I felt no guilt.

And when you cried at night,
in my thoughts, I clasped
your shoulders, and at last
I understood: you are my daughter, not my mother.


Later, much later, a time will come when,
not in black-and-white but in a color photo,
not in a photo but in waking life,
I will embrace you just that way,

and the wrinkles will vanish from your eyes and mout
You will become a child – oh you’ll stay so forever!
with a scarlet ribbon that twists in the breeze..
When you leave, when I die.  

translated by Emily Johnson